Первая любовь
Может быть, следовало побежать за ним, закричать, что не может она жить без него?
Ну, зайди на одну минуту, постучись, брось камешек в окно!
О, эта первая любовь! Мучительная, изнуряющая…
Но ведь она сама пряталась, обходила его дом стороной, боялась встретить на дороге. Благодарила судьбу, что улица, где живут его родители, не входит в её почтальонские владения…
Вера его с первого класса приметила проворного, озорного мальчишку. Но до седьмого он был меньше её ростом, и потому она наблюдала за ним со снисходительностью. А в восьмом-то всё и началось. Вырос! Ну и славный парень вымахал, гордость школы. Все девчонки в него влюбились.
После выпускного вечера они бродили, взявшись за руки, по посёлку. Вера тогда заметила, что непременно стала бы моряком, если бы оказалась на его месте, и продекламировала:
Сколько силы в твоей волне,
Над тобой закаты в огне.
Я ни разу тебя не видела,
Почему ж ты знакомо мне?
В бесконечность из темноты
Звёзды смотрятся с высоты.
Я ни разу твой шум не слышала,
Почему ж мне так дорого ты?..
Колька не верит, что она вот так, на ходу, сочиняет стихи. Порой нескладно, порой не к месту, но они постоянно теснятся в голове, временами выплёскиваясь наружу. В них её вопросы, восторги, недоумения...
В тот вечер Вера и самый умный, самый ловкий и самый красивый мальчишка на свете поклялись друг другу в любви и верности.
Вскоре Николай уехал в Ленинград, а вернулся в посёлок уже курсантом мореходного училища. Вера решила окончить школу-десятилетку.
Успехи в учёбе, новые увлечения, ни к чему не обязывающие симпатии закружили девушку.
С Колькой переписывались. Два раза в год он приезжал к родителям в отпуск. Встречались, целовались, но на серьёзные отношения пока не осмелились. После окончания средней школы Вера пробовала поступить в Ленинградский институт водного транспорта. Но ей не повезло — не хватило баллов.
Верно подмечено: беда не приходит одна. Колька незадолго до своего очередного зимнего отпуска перестал ей писать письма. Вера не решалась возобновить переписку, хотя именно сейчас она была ей нужна как воздух.
Но самая главная беда — заболела мама. Заболела сразу после Вериной неудачи с институтом. Врачи никак болезнь распознать не могут. С осени Полина Васильевна кочует по больницам. Сначала лежала в сельской, в соседнем посёлке, потом — в районной, а теперь — в областной, в Новгороде.
Дома без мамы холодно и неуютно. Вера оказалась совсем не готовой к самостоятельной жизни. Воды натаскать, пол помыть — пожалуйста. А вот печку истопить, сварить что-нибудь — это не по ней. Так и живёт уже половину зимы в холоде и голоде.
Почтальоном в местное отделение связи её ещё осенью взяли с радостью. Небольшой коллектив работников весь подобрался из одиноких женщин. Удивительно, как люди, ничего хорошего в жизни не видевшие, остаются добрыми, чуткими и внимательными? Они словно довольны своей скромной участью?!
Нет. Вера от жизни ждала другого.
Во-первых, романтики, во-вторых, славы, в-третьих, необыкновенной любви.
И чего же добилась?
Она почтальон в родном посёлке. Такая вот романтика! Увы.
Слава тоже осталась в школе, где Вера везде и всегда была первая.
А любовь? От любви одни мучения.
Заведующая отделением связи Нина Михайловна предлагает ей учиться дальше по специальности, первой ступенькой которой и является этот самый почтальон.
Милые, добрые люди! Им её не понять.
Кольку, приехавшего в очередной отпуск, она встречать не отважилась — только бы не стать навязчивой, если он её действительно разлюбил. Но ждала, ждала до изнеможения, чтобы сказать, что у неё никого, кроме него, не было, нет и не будет.
А он не постучался в дверь. Проходя мимо её дома, не поднял голову, не бросил камешек в окно. И уехал из посёлка раньше срока.
Коробку писем — милых, любимых листочков — Вера спрятала подальше, чтобы не видеть их, не терзать и без того разбитое сердце.
Срок своей жизни девушка определила давно: она умрёт вместе с мамой. Но сейчас пока следует подождать, чтобы не добавлять бедной маме лишних страданий.
И вот уже ждать осталось недолго: мамочка тает на глазах. Две недели назад, когда Вера навещала её, Полина Васильевна слабым голосом перечисляла, где что взять, с чего начать, если она умрёт, напоминала, где лежат завещание, документы. Просила, чтобы дочь не выбрасывала облигации, оставшиеся после папиной работы на шахте и хранившиеся многие годы в комоде. Сдерживая слёзы, дочь находила в себе силы щебетать о мелочах, стараясь увести маму от печальных разговоров…
На дворе конец февраля, солнышко уже подольше задерживается на небосводе.
Закончился очередной рабочий день. Вернувшись домой, Вера быстро переоделась по-спортивному, пристегнула крепления лыж и побежала по хорошо знакомой лыжне. Прошлой зимой они с Колей здесь катались вместе. Вере, конечно, за ним не угнаться — она быстро устаёт и потом не может отдышаться. А ему приходилось останавливаться и подолгу её ждать.
Лыжня привела Веру к самому высокому в окрестности откосу. Внизу речка Веребушка, протекающая поперёк линии под железо-бетонным сводом. Русло речки глубиной не более метра, похоже на неправильную синусоиду. Веребушка принимает на своём пути множество мелких ручейков, а ближе к устью сливается с Волмой и впадает в полноводную красавицу Мсту, которая несёт свои воды в зигзагообразном, спокойном русле к знаменитому, овеянному легендами, озеру Ильмень.
Вера задумалась, в сотый раз глядя на чудовищную рукотворную насыпь. Ещё в начальной школе она слышала о подробностях строительства Николаевской железной дороги. Её открытие совершилось в 1851 году и остаётся одним из основных исторических событий. Но сколько здесь, в этом откосе, похоронено людей! Их никто не считал. Говорят, умерших от непосильного труда и лишений рабочих просто засыпали землёй в безымянных могилах. И гнали огромный курган дальше, прорезая встречные холмы.
Железная дорога «Москва — Ленинград» прямая как по нитке. Только в одном месте, примерно на одной трети от Ленинграда, линия делает немыслимый изгиб, именно на этой полуокружности расположены посёлки Оксочи, Веребье и деревня Лука.
Есть мнение-шутка, будто российский император Николай первый, повелевая строить железную дорогу, положил на карту линейку и, придерживая её указательным пальцем, провёл черту от Петербурга до Москвы. Карандаш очертил и государев палец, выступающий за линейку. Строители не осмелились уточнять трассу и проложили полотно железной дороги строго по указу императора. И вот уже более ста лет притормаживают ход составы на опасном участке пути. А у Веры всегда сердце замирает, когда она в вагоне поезда несётся на такой ужасной высоте, да ещё по окружности.
Если смотреть снизу вверх, то проходящие мимо поезда кажутся игрушечными. Только её возлюбленный мог спуститься на лыжах с этого откоса. А Вера даже стоять там, наверху, боится: у неё от страха кружится голова.
Склоняющееся за лес солнце освещает крутой бесконечный спуск, не тронутый ни единым следом лыжни. Чтобы достичь вершины, Вере ещё полчаса нужно пилить вверх «лесенкой». Для неё это невероятно трудно. Колька же этот путь бежал «ёлочкой» почти без передышки.
Ну вот и вершина. Задние концы лыж цепляются за рельсы, а передние висят над пропастью. Вера, отдышавшись, старается не смотреть вниз.
За поворотом свистнула электричка. Пора! Девушка присела, как это делают горнолыжники, оттолкнулась палками и понеслась вниз.
Вихрь снега тут же залепил ей глаза, ветром заложило уши…
Пришла в себя, когда лыжи катили её уже по равнине. Если не свернуть сию же секунду, врежешься в частокол молодого ельника. Суетно и неумело Вера завернула возле самых ёлок, едва не растянувшись на финише. Оглянувшись, она увидела за собой неровный след, теряющийся чуть ли не в облаках. Поверху дребезжал игрушечный электропоезд.
Ей вдруг нестерпимо захотелось к маме. Вера заспешила домой.
Полина Васильевна не велит ей часто ездить в больницу: дорога неудобная, поезд идёт ночью, и денег требуется немало. А кормят их там, в больнице, хорошо. Мама даже печенье для дочери припасает, которое остаётся у неё от полдников.
Но сегодня-то Вера поедет в Новгород во что бы то ни стало. Завтра выходной, и ей самое время навестить свою бедную мамочку.
Сейчас она зайдёт к Колиным родителям и попросит яблок. У них большой сад, и год был урожайный. Наверное, есть ещё яблоки.
Его родственники всегда были приветливы с ней, добры, всегда угощали. Только в последнее время и Вера, и его мама избегают друг друга. Вот и пусть видят: она их не избегает, у неё всё нормально. Пусть их не тяготит вина перед нею.
Девушка радуется, что уже совсем стемнело, и никто не заметит, как она свернула к их дому. Отстегнув лыжи и стряхнув с одежды снег, она смело постучала в дверь.
Колины мама и бабушка, увидев непрошеную гостью, засуетились, усадили Веру за стол. Младшая сестрёнка полезла в подпол за яблоками.
Девушке очень хочется посидеть в тепле, попить горячего чая. Но она знает, как предательски будут дрожать у неё руки, стучать зубы о чашку, и всё, всё задуманное провалится.
Яблок ей достали полное ведёрко, но она взяла несколько штук, для мамочки, и скорее убежала. Лицо её пылает, и сердце вырывается из груди.
Когда Вера училась в седьмом классе, мама решила сделать ей на Новый год подарок: скопила денег и велела купить часики. Они тогда на зимних каникулах ездили в гости к дяде Серёже в Ленинград, останавливались у него в двухкомнатной квартире.
Вера была потрясена удобствами городской жизни: печку топить не надо, а тепло, хоть бегай босиком, в ванне можно чуть ли не плавать.
Так вот, пошли они с Ларисой в магазин выбирать Вере часы, где просто глаза разбегаются от сотен всяких нужных товаров. Одних часов — несколько рядков на витрине, попробуй выбери! И дочь рассудила иначе. Как можно на такую крупную сумму — тридцать рублей — покупать столь крохотную вещь?!
И выбрали они сообща электропроигрыватель «Молодёжный», последнее достижение техники, в коричневом кожаном чемоданчике.
Лариса и Инна снабдили двоюродную сестру коробкой своих пластинок, которых Вере хватило на три года, чтобы вдоволь наслушаться самых популярных для того времени солистов, дуэтов и групп, прежде чем её дом наполнился старинными романсами, концертами Чайковского и Вивальди, фугами Баха, вальсами Штрауса, музыкой небесных сфер Вольфганга Амадея Моцарта.
«Лунную сонату» Вера любила давно, любила заочно, как море: она её никогда не слышала. Заказала пластинку с сонатами Бетховена в первый же день своей работы на почте, через Посылторг. Теперь знает её наизусть, встаёт и засыпает с нею. Во вторую часть, где самая грустная, драматическая мелодия, она вставила свои слова и шёпотом их напевает...
Ближе к полуночи Вера завернула прохладные ароматные яблоки в газету, закрыла дом и отправилась к ночному поезду на вокзал. Плохо, что она сильно похудела, потемнели круги под глазами. Мама сразу заметит и расстроится. А о том, как глубоко страдает дочь, она не должна знать. Ей и без того нелегко.
К десяти утра Вера уже была в больнице. На этот раз она доехала быстро — не перепутала автобус, не заблудилась на улицах, как бывало прежде.
Представившись дежурной сестре, стала ждать, когда ей разрешат пройти в палату — ведь Полина Васильевна уже не может встать с постели. В больнице тихо. Вера сегодня, наверное, первый посетитель.
…Неожиданно она увидела в другом конце вестибюля Полину Васильевну. Мамочка-старушка стоит, как-то чуднО скрестив руки, виновато улыбается и часто моргает. Вера бросилась к ней:
— Мама, как же ты сама?..
— Я знала, что ты сегодня приедешь. Вот и дождалась, причесалась сама. Халат мне чистый дали, смотри, совсем новый…
У Веры перехватило дыхание. Не успела она убежать за дверь и прямо здесь, перед мамой, вдруг разрыдалась во весь голос. Мало того, ноги её подкосились, она рухнула на колени, схватила высохшие мамины руки и прижала их к лицу. Полина Васильевна слабо высвобождается и гладит дочку по волосам:
— Ничего страшного, что вы с Колей не встретились, — говорит она.
Вера подняла на неё мокрые, красные глаза:
— Кто тебе сказал, мама?
— Я сама догадалась, — Полина Васильевна, внезапно постаревшая, невероятно похудевшая, тоже заплакала. — Люди редко остаются верными своей первой любви, но её помнят всю жизнь, до самой смерти.
— Почему жизнь такая… такая несправедливая?
— Жизнь интересная, вот увидишь! Ты у меня добрая, умная и обязательно должна быть счастливой. Поверь, Николай будет всех женщин сравнивать с тобой и никогда, никогда тебя не забудет.
У Веры всё ещё льются ручьём слёзы, но она чувствует, как обруч безысходности, стянувший ей грудь, постепенно ослабевает.
Они долго сидят вместе. Мама сообщает: её болезнь врачи распознали. Ей прописано лечение щитовидной железы, и вот теперь, наконец, здоровье пошло на поправку. А если в посёлке ходят слухи, будто у неё рак, так Вере нечего слушать чужую болтовню.
Полина Васильевна велит дочери купить здесь, в городе, семян всяких овощей и корнеплодов, а дома в подполе перебрать картошку…
Дочь уже половину не слышит, ей стало тепло, захотелось есть и спать. Как хорошо, что мама поправляется, а весной они вместе посадят огород.
Возвращается в посёлок девушка также ночным поездом. Пристроившись на верхней боковой полке общего вагона, она то улыбается, то всхлипывает во сне:
Что задумаю, то сделаю,
Что приснится, то и сбудется.
Расцветут ромашки белые
На моей тенистой улице.
Счастье — мираж
Зима позади, а с нею и ужас полного одиночества. Мама выздоравливает, Колькин образ растворяется, и уже не так больно помнить каждую минуту, что между ними всё кончено.
Поступит Вера в институт, и захлестнёт её ни с чем не сравнимая, ни на что не похожая сумасшедшая студенческая жизнь!
У неё будет обязательно много-много друзей и подруг.
Улыбаясь весеннему цветению природы и своим мыслям, Вера возвращается с работы домой. Возле местного очага культуры она видит парня в военной форме. В маленьком посёлке с двумя магазинами и железнодорожным вокзалом редко встретишь незнакомца, поэтому хочется подойти поближе и хорошенько его рассмотреть. Девушка неожиданно рассмеялась над собой за такую нескромную мысль и подчёркнуто равнодушно стала читать объявления на стене клуба.
— Вера Петрова, — окликнул её молодой человек, — не узнаёшь?
— Ой, Виктор! — Вера сразу узнала в военном Витьку Тихонова. Он и в школе пять лет назад выделялся среди мальчишек, а сейчас и вовсе хорош собой: загорелое лицо, сверкающие глаза, белозубая улыбка.
— На побывку? — Вере вдруг стало неловко за свою очень уж короткую юбку и стоптанные шлёпанцы.
— Никак нет, насовсем. Старший сержант артиллерийских войск, — отрапортовал Виктор.
Вере очень хочется поговорить с ним ещё, а сержант и не спешит:
— У меня, Верочка, голова кружится оттого, что я наконец дома. А ты как?
— Я… я в институт поступаю. А пока вот… готовлюсь, — не повернулся у неё язык сказать, что работает на почте.
— В кино сегодня придёшь? — спросил Виктор.
— Обязательно, — Вера тряхнула головой.
— Тогда до вечера, — подмигнул парень.
— Мама, — закричала Вера с порога, — я на свидание иду.
Она метнулась к шкафу и стала судорожно перебирать свои одёжки.
— С кем, если не секрет? — Полина Васильевна тут же включилась в суматоху, уже поставила утюг и наливает суп, чтобы дочь успела поесть.
— Витьку Тихонова помнишь? Он учился в восьмом, когда я — в пятом. Сегодня из армии вернулся, старший сержант артиллерии. В кино идём! — Веру просто распирает от радости.
Мама не сразу вспомнила Виктора.
— А что за кино сегодня? — для чего-то спросила она.
Дочь не может вспомнить название фильма, хотя стояла под афишей достаточно много времени.
— Да не всё ли равно, какое кино! Ну что же надеть-то?
— Я думаю — гофре, а кофточку — вышитую, — предложила мама.
— Гофре, наверное, уже никто не носит, — забеспокоилась Вера.
Утюг перегрелся, суп остыл, а мать и дочь всё не решат, что Вере надеть. В конце концов она всё-таки нарядилась в юбочку-гармошку и белую льняную блузку с глубоким вырезом и вышивкой на груди.
В клуб примчалась за минуту до начала сеанса. Только погас свет, Виктор оказался рядом и взял её за руку. Это было и страшновато, и приятно. От него пахло вином и сигаретами.
В общем, фильм Вера так и не увидела.
Потом он провожает её домой. По дороге они вспоминают школу, учителей. Смеются. Оказывается, Виктор хорошо помнит её первый школьный вечер в пятом классе. Она тогда опьянела от музыки, от праздничной обстановки, моментально уловила, как старшеклассники танцуют твист, и ни в чём им не уступала. Большие мальчишки наперебой приглашали её, не давая передохнуть, а девчонки, наверное, завидовали.
— Вербочка, ты мне жутко нравишься, — Виктор притянул её к себе.
— Ты мне тоже, только… нельзя так, сразу…
— Почему? — Виктор жарко её целует.
— Не знаю, почему. Но нельзя. Завтра приходи, — Вера выскользнула из его объятий и хлопнула калиткой.
Мама не спала.
— Ну, как? — почему-то шёпотом спросила она.
— Нормально. Я, пожалуй, замуж за него выйду. Как ты думаешь? — доложила Вера.
— Он, конечно, парень видный, работящий…
— Вот и я говорю, подходящий, — перебила дочь.
— Да, но… он уже сделал тебе предложение?
— Сделает, куда он денется? — небрежно ответила Вера.
— Ты только не спеши. Где он до армии-то жил?
Где был, где жил? Они об этом не говорили. Лет пять Вера его вообще не видела и не вспомнила бы о нём, если бы не встретились сегодня возле клуба.
— Послушай, доченька. Вот он приехал сюда, к матери, увидел тебя. Конечно, ты ему понравилась, потому что здесь сейчас больше никого подходящего для него нет. А ты сразу — замуж! Не трещи об этом, пожалуйста, до тех пор, пока вы точно обо всём не договоритесь. И потом, ты ведь в институт собиралась?
Трезвые мамины рассуждения сердят дочь.
— Ладно, не буду трещать, — пообещала Вера.
Улеглась, но, взбудораженная, долго не может заснуть.
Как это, однако, всё просто! Ведь она, в сущности, того же ждала и от Кольки. Почему же любовь к нему истерзала сердце? Почему она не могла ни позвать его, ни отказаться от него? А счастье-то, вот оно, крепкое, сильное, осязаемое. И нужно, оказывается, всего-то быть шутливой, беспечной, жизнерадостной. Завтра, завтра всё решится.
Ах, Верка! Счастье твоё призрачно. Не бывает оно таким лёгким, неожиданным, безоблачным...
Наутро, прибыв на почту, Вера чуть с порога не заявила, что вчера целовалась с Тихоновым. Но вспомнила своё обещание маме и прикусила язык. Однако и молчать тоже не было сил.
Свой участок она пробежала, словно пролетела на крыльях. Замедлив ход возле тихоновского дома, отметила про себя: возможно, даже сегодня она окажется в нём желанной гостьей.
После обеда, как положено, встретили почтовые поезда из Москвы и Ленинграда, прикатили на тележках посылки, мешки с газетами и письмами и, не суетясь, разбирают почту. Вера ждёт удобного момента, чтобы всё-таки поведать женщинам про Виктора. Они, наверное, порадуются за свою юную сотрудницу.
Но старший почтальон опередила.
— И всё-таки... всё-таки все мужики — сволочи! — вдруг сказала, как отрезала, тётя Катя.
— Нет! — чуть не завопила Вера, мгновенно догадавшись, что та будет сейчас говорить что-то, порочащее Виктора, и сжалась так, словно ожидает ударов плетей.
Заткнуть уши, убежать, броситься на тётю Катю и закрыть ей рот?!
Но девушку словно парализовало. Она уткнулась в газету, будто ужасно заинтересовалась, что там напечатано, и стала покорно ждать своей участи.
Тётя Катя, сощурившись и поплёвывая на пальцы, перебирает свежую пачку писем и раскладывает на четыре кучки для всех почтальонов на завтра. Остальные работницы вроде и не обратили внимания на её реплику, занятые каждая своим делом.
А тётя Катя неспешно рассказывает о том, как вчера сосед её, Витька Тихонов, днем вернулся из армии, а ночью тискал у стога Зойку Мотыкину, которая накануне приехала в отпуск из Новгорода. А ведь его, окаянного, девушка в Бурге ждёт. Они с Виктором ещё до его армии пожениться собирались…
У Веры, старательно склонившейся над газетой, буквы и строчки плывут перед глазами, ей не поднять головы, не разогнуть спину. Она чувствует, как краска заливает ей лицо, расплывается по шее, плечам и рукам.
— Чего же ты хочешь? Из неволи-то вырвался, кровь кипит, — комментирует ситуацию тётя Нина, начальник отделения связи. Они ещё о чём-то говорят, но у Веры шумит в ушах, и она уже ничего не может разобрать.
— Верочка! Зачиталась, умница наша. Закрываем почту, — слышит она ласковый голос тёти Нины.
Домой Вера едва волочит ноги. Тело болит, словно её действительно жестоко избили.
Проходя мимо тёти Катиного дома, она с отвращением посмотрела на стог сена, возле которого Виктор тискал Зойку, и содрогнулась. Зойка, его одноклассница, конечно, девица красивая, но очень уж крупная. Виктор рядом с ней, наверное, смешон. И ещё его кто-то ждёт. Как всё мерзко! И вчерашнее, и сегодняшнее. Хоть бы мама отправилась куда-нибудь на посиделки. Уйти в лес, что ли, не заходя домой, чтобы никого не видеть и не слышать?!
Дома Вера устало топчется от окна к столу и обратно. Полина Васильевна и в самом деле куда-то удалилась.
«Хоть бы он сам догадался, что не нужно приходить ни сегодня, ни завтра», — думает она.
А когда увидела Виктора в окно, то беспомощно заметалась по комнате: куда ей спрятаться, может, залезть под кровать?
Но после лёгкого стука дверь открылась, и Виктор распахнул ей свои объятия:
— Вербочка, я не мог дождаться…
— Уходи, слышишь, — выдохнула Вера.
— Почему? Вчера… — кавалер недоуменно попятился, а девушка принялась неистово толкать его к выходу.
— Никогда, понял? Никогда!.. — она захлопнула дверь и набросила крючок.
Виктор хотел что-то объяснить ей, просил выслушать, но, постояв ещё немного возле закрытой двери, отправился к себе несолоно хлебавши.
Полина Васильевна, оказывается, была в огороде. Вернувшись в дом, она удивилась тому, что Вера не собирается на свидание.
— Вот так, не нравится он мне.
— Вчера нравился, а сегодня уже нет? — мать искоса посмотрела на дочь.
— Он… то есть у него… Да! У него ноги кривые.
— Придумала! Да если ноги и с кривинкой, так она не портит мужчину. Разве это главное в жизни?
— Нет уж, — отрезала дочь, — мне нужен парень с прямыми ногами. Пойдем в сосновый лес, а? Шишек для самовара наберём. Нам же так хорошо с тобой, мама!
Через год они встретятся вновь. В их распоряжении будет одна минута, потому что только минуту стоит электропоезд на станции. Из вагона на платформу выйдет группа незнакомых людей, среди них Виктор с новорожденным на руках.
— Вербочка, поздравь, у меня сын. А вот она — меня ждала! — кивнёт он на свою спутницу.
— Поздравляю, спасибо тебе! — вырвется у Веры.
— За что спасибо? — удивится парень.
— За то, что меня заметил. Я тогда сразу поверила в себя!
— Ты самая лучшая в мире девчонка! — крикнет он вдогонку электричке.
«И всё-таки этот Тихонов невероятно, ну просто бессовестно красив, — всю дорогу Вера будет улыбаться сама себе. — А супруга у него больше похожа на меня, чем на Зойку Мотыкину. Такая же мелкая, хрупкая, под глазами тёмные круги».
Задушевная подруга
В общежитие по улице Перевозная Вера приехала за день до занятий. Комната ещё пуста. Она бросила свой лёгкий чемоданчик на одну из четырёх кроватей и распахнула окно.
Вот оно, начало новой жизни! Из соседней комнаты доносится голос Ободзинского — «Восточная песня». Совсем недавно Вера замирала от итальянских песен Муслима Магомаева. Теперь, помимо исполнителей, она трепещет душой и перед композиторами: Давид Тухманов, Таривердиев, Евгений Дога, Андрей Петров…
Кто-то завозился возле двери. Через минуту Вера и маленькая толстушка Лида уже втаскивают чемоданы, коробки, сумки, свёртки, заполняя всё пространство небольшого жилища. Это Лида Каширина переезжает из заводского общежития в студенческое! Потея и шумно дыша, она расставляет, развешивает, раскладывает свои вещи и при этом без умолку щебечет. У неё тьма всяких платьев, юбок, блузок, туфель, босоножек. У Веры замельтешило в глазах. Когда она выразила недоумение, зачем, мол, так много одежды, Лида расхохоталась:
— Наивная! Ой, наивная!
Из тяжёлого ящика посыпались книги, среди них — ноты. Вера недоверчиво показала мизинцем на нотные альбомы:
— Разбираешься, что ли?
— Да так, музыкальная школа, — отмахнулась девушка.
— Ой, здорово! А ты мне поиграешь? — у Веры загорелись глаза.
К вечеру Вера знает о Лиде всё. Та уехала от обеспеченных родителей из районного городка в поиски приключений. Два года работала на заводе и выбирала себе мужа. У неё уже пятнадцать женихов, один лучше другого. Знакомилась на танцах, в парках, барах и ресторанах. Она прямо-таки запуталась в этой массе кавалеров. Наконец остановила свой выбор на некоем Мише, курсанте из Военно-морской медицинской академии. Только вот никак не могла ему сознаться, что работает табельщицей на заводе. В институт из-за этого поступила. Теперь ждёт его с надеждой на счастливую совместную жизнь. Сейчас они, курсанты, в море, на практике.
— А у тебя есть парни? — спросила Лида.
— Вообще-то были… два, — смутилась Вера оттого, что у неё так мало парней.
— И что же у тебя с ними было? — настойчиво продолжает допрос новая подруга.
— А ничего не было, — совсем уж зарделась «сама скромность».
— Ой, наивная, — снова смеётся толстушка.
Начались занятия в институте, в светлых, просторных аудиториях. Вере безумно нравится эта студенческая атмосфера. Будь вместо шести часов занятий десять, она бы, наверное, только радовалась. Лида же еле выдерживает три пары лекций и бежит сломя голову в общежитие. Наряжается, красит глаза и губы и сидит, ждёт своего возлюбленного.
В первые же дни дружбы Вера, взяв у коменданта ключ от красного уголка, повела подружку играть на пианино. Лида послушно исполняет то, что знает наизусть, затем по нотам, что попросит Вера. При этом она быстро устаёт, путается и, наконец, начинает импровизировать, подпевая себе под нос всякие модные песенки. Вера, не отрывая глаз, смотрит на маленькие Лидкины ручки и благодарит судьбу за то, что у неё появилась такая компетентная, творческая подружка.
— Ты ведь могла бы стать музыкантом, зачем тебе этот институт?
— Наивная, чтобы играть на сцене, сельской музыкальной школы мало! — на этот раз без смеха говорит Лида.
Побывали они на концерте Давида Ойстраха. Веру поразил даже не сам концерт, а то, что безбилетников — любителей скрипичной музыки — на улице оказалось раз в пять больше, чем мог вместить концертный зал. Люди тянули к ним руки и умоляюще просили лишний билетик.
А Миша-то не приходит. Лида тускнеет с каждым днём.
И вот Вера мерит шагами ограду Военно-морской медицинской академии. По просьбе подруги она должна отыскать Мишу и сказать ему, что Лида… умирает.
Задание Вере явно не по душе. С какой стати она будет врать незнакомому человеку? Пусть сама идёт и разбирается.
Вернувшись ни с чем, Вера застаёт подругу в постели якобы умирающую, только в красивом дорогом белье, с причёской и макияжем.
— У них занятия с первого октября, — соврала Вера.
Уже октябрь, а Миши нет. Сама Лида пойти к нему почему-то боится.
— Давай сходим вместе, пригласим его на вечер, — предлагает Вера. Но и этот вариант несчастная влюблённая отвергает. Но по-прежнему ждёт его по вечерам, никуда не отлучается, вздрагивает от каждого стука в дверь.
В один из ненастных осенних дней Лиде действительно стало плохо. Она начала задыхаться, губы посинели. Скорая помощь увезла её с острым приступом стенокардии. Какие уж тут причёска и макияж! Волосы разметались на подушке, на лице капельки пота. Только и успела прохрипеть наказ, чтобы Вера о её болезни ни в коем случае не сообщала родителям.
— Выздоравливай! Стенокардия не инфаркт, — криво улыбнулась Вера.
Снова топчется она возле знакомой уже ограды, но теперь уже по собственному желанию. Что она скажет незнакомому Мише? Наверное, рванёт его за воротник:
— Что же ты, такой-сякой, делаешь?
Будущий военно-морской хирург оказался совсем маленького роста. Смазливое мальчишеское лицо, чёрные как смоль волосы, глаза, правда, серьёзные, на одном уровне с Вериными. Могла бы, наверное, обратиться к нему на ты, но растерялась:
— Миша, я от Лиды. То есть, я сама пришла, она не знает об этом. Вы почему-то игнорируете её. Она вас ждёт. Но если вы не хотите, то лучше не приходите. Лида сильно болеет стенокардией. Я не скажу ей, что была у вас, если вам так надо.
Миша слушает её, не задав ни единого вопроса. Вера с горечью убеждается: Лида ему не нужна. После неловкого молчания Миша наконец произнёс:
— Пусть будет так, как вы предлагаете. Простите.
Возвращается Вера к себе под холодным осенним дождём и на чём свет стоит корит себя:
— Убедилась! Как будто не ясно было с самого начала, что именно так и произойдёт. Хорошенькая, умненькая Лидка растеряла что-то очень важное. А теперь вот ещё и здоровье…
Всю зиму Лида провалялась в больнице, безнадёжно отстала в учёбе. Весной, подлечившись, она перевелась на заочное отделение экономического факультета и устроилась работать в институте бухгалтером.
Веру она не забыла. Через два года пригласила на свадьбу. Её избранник — высокий стройный блондин. Невеста на самых длинных шпильках в своих крошечных туфельках с фатой на высокой причёске едва достаёт ему до плеча.
— Ну, как? — подмигнула она Вере.
— Да уж получше того недомерка, — неожиданно вырвалось у подруги.
— А ты откуда знаешь про недомерка? — испугалась Лида.
— Да приходил он потом, искал тебя, в общем, — совсем запуталась Вера, — я сказала, чтоб катился подальше, что у тебя есть парень из ансамбля.
— Какого ещё ансамбля?
— Песни и пляски имени Александрова. Да зачем он тебе? Разве породу портить! В первую очередь о потомстве думать нужно. Ты молодец, рослого парня подыскала. И он найдёт себе девушку высокую. И будет в природе равновесие!
Лида подозрительно, недоверчиво сверлит Веру глазами.
Ну да ничего, простила.
Всё началось в белую ночь
Алексей с трудом осиливает второй курс. Стипендию он не получает, но родители исправно высылают ему семьдесят рублей в месяц. Они гордятся тем, что сын учится в институте, поэтому нужно во что бы то ни стало удержаться, не вылететь из него.
Парню хотелось бы работать сталеваром или кузнецом, чтобы использовать силу своих развитых плеч, крутых бицепсов, и хорошо зарабатывать. Денег ему катастрофически не хватает, тяготит родительское: «Мы тебя учим…». Хочется быть самостоятельным.
По дому он не особенно скучает. Студенческая жизнь, в общем-то, нравится. Но первый экзамен весенней сессии он не сдал. Конечно, не он один, с кем не случается.
А ещё Алексей влюблён в неясный туманный образ и ждёт встречи с единственной девушкой, прекрасной и пока ещё незнакомой. Кругом много девчонок, и парень знает, что некоторым он нравится. Но, наверное, он слишком серьёзно к этому всему относится. Поэтому и бродит один, пьянея от весны, белых ночей, запахов жасмина и сирени.
Второй экзамен оказался удачнее, Алексей получил «тройку». Здесь, по дороге из института, его перехватил сокурсник:
— Выручай! Пойдёшь за компанию. А там, если спешишь куда, можешь потом смываться.
Ну что ж, гулять так гулять. Ему всё равно время девать некуда.
Далеко идти не понадобилось. Леонид привёл его в их же студенческое общежитие на проспекте Стачек. Алексей знает этих девчат по стройотряду. Галина Назарова и Вера Петрова окончили третий курс, и сейчас у них производственная практика: они работают крановщицами в Северном речном порту.
Подружки словно их ждали, быстренько собрались, и они вчетвером отправились в парк качаться на качелях.
Алексею девчонки по душе: смешливые, не жеманные напомаженные куклы с выщипанными бровями, а естественные, с ними легко общаться. Но главное, он сам себе понравился: учтив, шутлив и остроумен. Всё шло здорово, пока их было четверо. Но неожиданно они оказались с Верой вдвоём. Кругом белая ночь и заросли жасминов. Ему стало крайне неловко.
Нужно что-то говорить, а во рту пересохло. Алексей знает, что Вера встречается с пятикурсником, фотография которого из года в год висит на стенде «Наши отличники». Он их часто видел вместе и уж никогда не примерял Веру к себе. Во-первых, по возрасту, во-вторых, она и не похожа на его идеал, девушку небесной красоты и точно такой же непорочности.
По неписаному закону в студенческой среде к занятым девчонкам приставать запрещается. Впрочем, он последнее время вроде бы не видел их вместе. Вот и повод для разговора:
— А где твой очкарик?
— Не знаю,— пожала плечами Вера.
— Как это «не знаю»? — строго спросил Алексей.
— Может, над дипломом работает. Да я, право, и знать этого не хочу.
— Вот те раз! Ходили-ходили, и в разные стороны? Так не бывает! — нравоучительно начал Алексей.
— Бывает, Алёша. Можно тебя так называть? — жалобно спросила Вера. И ему вдруг стало жаль её, маленькую, с острыми плечиками.
— Хочешь, я приведу его, подлеца? А хочешь, морду ему набью! — понесло парня.
— Ты что?! — испугалась Вера, — да и не подлец он вовсе, просто засомневался. А это не возбраняется.
— Ну и что же теперь делать? — совсем уж некстати спросил Алексей.
— Если есть у тебя хоть секунда сомнения,
Уходи от меня, уходи…—
пропела девушка, прогоняя тонкими руками засомневавшегося ухажёра.
Оставшийся отрезок вечера они шутили и смеялись над своими шутками.
Когда в полночь проскочили через вахту, Вера шепнула Алексею:
— Ты ничего такого не думай, Алёша! Я ведь из-за Галины пошла гулять, за компанию.
— Вот здорово! А я из-за Леонида.
У Алексея словно груз с плеч свалился, так стало легко, безмятежно.
Только на другой день он почему-то еле дождался вечера, и ровно в шесть ноги понесли его на этаж, где жили девушки.
— Кавалеры приглашают дам в кино, — галантно расшаркался Алексей.
В дверях столкнулись с Вериным бывшим женихом. Тот смотрит на них, открыв рот. Девушка тоже встала как вкопанная. Алексей, неожиданно для себя, обнял её за талию, легко сдвинул с места и, уводя Веру, процедил замешкавшемуся поклоннику:
— Челюсть-то придержи!
Вера заразительно смеётся:
— Ты не находишь, что у меня потрясающий костюм?
Костюм действительно у неё умопомрачительный: брючный, из самой яркой, с диковинными птицами и цветами, жёсткой ткани, пиджачок без рукавов.
— Мама сшила. Фасон в каком-то зарубежном журнале присмотрела. Теперь, говорит, все питерские женихи — твои. Представляешь, в бабушкиной деревне старушки до сих пор Ленинград Питером зовут.
Алексей тоже рассказывает ей что-то из своего детства. Они даже в кино не пошли — бродили по улицам вечернего Ленинграда. Молодому человеку хочется в глухую деревню к добрым симпатичным старушкам, где в маленьком озерке водятся рыбёшки, плавают утки с утятами, жужжат пчёлы в соседнем огороде.
Парень смотрит на девушку и не может насмотреться. Почему же он раньше не замечал, что она такая красивая? И голос как будто не слышал. Глухой был, что ли?
На третий день подвела погода — с утра идёт дождь. Они сидят у Веры в комнате и слушают пластинки. Она любит итальянскую эстраду и старинные романсы. И ему, оказывается, нравится то же самое, только раньше он как-то не задумывался о музыке.
Алексей уже понял, что потерял голову, но пока не говорит об этом. И рук не протягивает, за исключением того случая в дверях. А руки днём и ночью помнят тот момент, но он сопротивляется охватившему его чувству, опасаясь: вдруг всё рассыплется, если они заговорят о любви.
О почти дипломированном умнике они не вспоминают. Но если раньше все фотографии на стенде отличников были одинаковыми, то теперь физиономия соперника кажется ярче других, прямо-таки затмевает всех остальных. О, это умное благородное лицо! Так и хочется подрисовать на нём что-нибудь неприличное.
И вдруг! Бывший жених, Алексей его теперь узнаёт за километр, шагает с букетом к желанной двери на втором этаже. Парень растерялся, побежал почему-то к себе на шестой. В груди застучало часто и неровно. Да ведь он сам недавно предлагал Вере привести поганца, заставить его отвечать перед обиженной девушкой.
А может, обознался? Может, показалось?
Но ведь у того больше прав на Веру. Он-то, Алексей, всего неделю ходит вокруг неё, и они даже не целовались. Совсем уж невыносимо. До чего они там договорятся?! В конце концов, ещё неизвестно, кто здесь третий лишний!
Парень через три ступеньки понесся на второй этаж. Сжав кулаки и стиснув зубы, он толкнул дверь…
Вера сидит на кровати с ногами и вяжет. Букет красуется в литровой банке на столе, девушка сосредоточенно считает петли.
— Где он? — глухо спросил Алексей.
— Ушёл, — Вера подняла от вязанья глаза.
— Зачем припёрся? — шумно выдохнул парень.
— Предложение сделал. Беспокоится о том, как бы я не совершила глупости.
— А ты? — Алексей затаил дыхание.
— А я… я сказала, что выбираю тебя.
— А я стишок сочинил:
В самую милую, такую хорошую,
Сердце моё влюбилось непрошено...
Кому-то любовь, может быть, и мешает, но Алексею — наоборот. Он успешно сдал остальные экзамены, переэкзаменовку, устроился на пивзавод разнорабочим: переворачивает лопатой проращённый ячмень. Работа сдельная, его устраивает. Не станет же он позориться перед невестой хроническим безденежьем!
На старших курсах свадьбы как эпидемия. В их институте женитьба не только не возбраняется, но молодым ещё и комнатушки, давно запрещённые, но до сих пор сохранившиеся, выделяют. В них двух парней или девчонок не поселишь — две кровати не умещаются. В семейном случае кроме кровати в комнатку входят тумбочка, стул и два чемодана.
Молодожёны, как в добрые былые времена, новоселье устроили в день свадьбы. И стены старого общежития на улице Перевозной наутро слышали их шёпот:
— У тебя до меня никого не было? — хотя и так ясно, что они оба новички в интимном плане.
— Нет, но у тебя ведь тоже…
Вере даже неловко: ей уже за двадцать, а она… ничего такого делать не умеет.
— Я, наверное, тебя ждала, поэтому и не было, — прячет глаза супруга.
— И не будет. Я тебя никому не отдам, — заверил её Алексей.
Последние сто граммов
Впервые за много месяцев Вере приснился сон, да какой! Цветной, с запахами леса и травы. Они с Алексеем бегают по огромному цветущему лугу и целуются. Солнце играет в его светлых волосах, искрится в глазах.
Ах, это сон! Наяву всё давно по-другому. Наяву бесконечная работа по дому, забота о детишках, тревожные ночи.
Позавчера муж снова пришёл домой за полночь, пьяный. Когда-то Вера злилась по этому поводу, махала кулачками, изображала истерику. Алексей оправдывался, просил прощения, заверял, что выпивал в последний раз. Конечно же, прощала. Неделю продолжались совет да любовь, и потом всё повторялось. Иногда мир в семье был подольше. Полтора года назад, например. Они тогда решили, что им нужен второй ребёнок.
Сынок родился! Алексей, казалось, радовался больше всех. Объявил для себя сухой закон на месяц, но едва дотерпел до срока.
Вера вся поглощена детьми. Муж ей порой кажется в тягость. Она уже не ругается по поводу его поздних возвращений, сил не хватает. Просто они разлюбили друг друга, успокоила она сама себя, и свободны! Пусть приходит, когда захочет.
А дети подрастут, тогда, возможно, будет и на её улице праздник.
Утренний сон не выходит из головы. Надо же, приснилось то, о чём она уже и не мечтает.
Да с чего она взяла, что у них с Алексеем всё кончено? У них же всё общее: молодость, дом, дети. А любовь? Вера вспомнила прежнее счастье и во всём, что случилось, стала винить себя:
— Алёшенька, милый, у нас не всё потеряно. Это я виновата. Я не дала тебе возможности почувствовать себя мужчиной. За всё хваталась сама, всё решала единолично.
Весь день работа спорится в руках и приносит радость, потому что впереди ждёт счастье. Обед уже сварен, проведена влажная уборка. Дочь гуляет под окном, на солнышке, мальчик спит после обеда в своей кроватке.
Сколько месяцев не смотрелась в зеркало!? Ой, постарела, подурнела, лохматая голова.
Полчаса — и чистые волосы уложены волнами, ещё пять минут — и аккуратно подкрашены глаза. Нет, ещё далеко не старуха.
Алексей мечтает о лодке. Надо её непременно купить. И они вместе уплывут куда-нибудь с ночлегом, будут на берегу реки провожать закат, утром встречать рассвет. Наварят ухи, напекут картошки. Дети станут плескаться в воде, строить из песка домики. Сколько радости в жизни! Как она обо всём этом забыла? Погрязла в стирке, уборке и тиранит всех своей усталостью.
Однако времени уже много, а мужа всё нет.
— Что-то случилось, — старается убедить себя Вера, — его задержали на работе. Алексей рвётся к ней, но вынужден опоздать. Мужчина всегда чувствует, когда его ждёт женщина. На этом держится жизнь.
Вера придумывает всякие причины, которых нет и быть не может.
Стемнело. Накормила, умыла, уложила детей.
— Ну почему же его нет? — с болью думает Вера. Ей уже не по себе оттого, что сидит разукрашенная, в новом шёлковом халате.
Вздрогнула от звонка, бросилась к двери. Алексей качнулся на пороге, и спиртной запах ударил в лицо.
Вера застыла перед мужем с ужасом в глазах. Сколько раз она встречала его пьяного, но ни разу ей не было так противно. Сегодня, именно сегодня, он должен был вернуться вовремя.
Сжавшись от боли в сердце, она упала на диван. Пульс в висках задолбил строчку из песни: «Отшумело, отзвенело бабье лето…».
Алексей шумно раздевается, пытается острить, возмутился, что жена молчит: лучше бы ругалась. Запустил в неё подушкой:
— Ну, выпили с друзьями. Нельзя, что ли? Витька в отпуск ушёл!
Ещё побурчал и, наконец, улёгся, захрапел.
Вера, конечно же, не спит. Расплакался малыш, она его носит, качает и думает, думает, что же ей делать дальше.
Ближе к утру уложила ребёнка и подошла к спящему супругу. В комнате чувствуется душный запах перегара. Вера поставила будильник рядом с мужем, сама закрылась в детской комнатке и прилегла к дочке.
Слышала, как зазвенел будильник, как тяжело поднялся Алексей, пил чай, затем приоткрыл к ним дверь, постоял, пошмыгал носом и ушёл на работу.
Вера стала быстро собираться. Скорее, чтобы не передумать. Чемодан, самое необходимое, скорее.
На работе Алексей мучится: и от головной боли, и от угрызений совести. С какой стати вчера напился? Не очень-то и хотелось, наоборот, тянуло домой, к жене. Так некстати подкатили мужики с Витькиным отпуском…
В сотый раз дал себе слово «завязать» с вином.
По дороге домой купил букетик для жены. Но никто не ответил на привычный звонок. На столе лежит записка: «Мы уехали, разведёмся позднее. Будь счастлив».
Хороши шуточки! Перечитал газеты, включил телевизор. Однако никто не пришёл, ужинать не пригласил. В комнате непривычно тихо. Дочурка не щебечет, сыновнего голоса не слышно. Как-то неожиданно и впервые он остался один. Пойти по знакомым, что ли? У кого это она спряталась? Вспомнил, что вчера Вера была не такая, как всегда: красивая, нарядная, а глаза так и сверкали ненавистью. Затревожился:
— Такая женщина кому угодно понравится! «Разведёмся позднее»! Может, к другому ушла? И детей к нему увела? Хороша! Конечно, нужно сейчас же вернуть их домой. Только где они?
Захотелось напиться, но сдержался, понимая: мириться с женой нужно на трезвую голову.
Вагон мерно покачивается, увозя Веру с детьми подальше от постылого мужа. Заснул на руках маленький, притихла, прижалась к ней дочь. И показалось Вере, будто проваливается она в бесконечно мягкую перину.
«Мама, я возвращаюсь в нашу деревню. Завари мне брусничного чая. Прости! Дай мне силы всё начать сначала…»
В полусне Вера минуту-две погостила в своём детстве. На самом деле мамы уже нет, и едет она к родственникам. Как давно она у них не была! И писем не писала. Изредка открытку к празднику пошлёт: «Поздравляем… У нас всё хорошо». Там её Алексей долго не найдёт. А дяде Коле она так и скажет: «Уехала от мужа. Поживём немного у вас, а там видно будет».
Родственники, увидев гостей, обрадовались и испугались, захлопотали.
Не успели раздеться и умыться, как на столе ужин готов.
— Так Алексей Петрович и не знает, куда вы подевались? — уточнил дядя Коля.
— Я же специально подальше уехала, — заверила Вера, ничуть не сомневаясь в том, что родня полностью поддерживает её намерения.
— Ничего, ничего, всё образуется. Поживёте, отдохнёте… — приговаривает тётя Вера, раскладывая и застилая для гостей большой диван.
Поздно вечером Алексею принесли телеграмму: «Вера у нас. Все живы, здоровы», и адрес.
Прочитав, Алексей долго стоит у двери, глубоко дыша. Наконец-то! Завтра после работы он поедет туда, и они вместе вернутся домой.
Работалось легко. В буфете он купил шоколадки для гостинцев. Уточнил по телефону расписание поездов.
Перед окончанием смены к нему зашли его лучшие приятели с радостной вестью: у Сашки Борисова дочка родилась! Нужно отметить!
Алексей растерялся: в его планы выпивка не входила. Но отказаться — значит обидеть ребят, и в первую очередь Сашку.
Александр, самый молодой в их компании, работает с Алексеем второй год. Ему пришёлся по вкусу установленный неизвестно кем обычай отмечать всякие события выпивкой. За стаканом вина приятно поговорить, старшего по возрасту и по должности Алексея Петровича можно называть просто Лёшей…
Что же делать? Алексей тормозит. А впрочем, зачем ему ехать к чёрту на кулички на ночь глядя? Завтра выходной, вот и двинется в путь с утра пораньше. А сегодня выпьет свои последние сто граммов с друзьями.
Чтобы не остаться перед ребятами в долгу, захватил с собой бутылку водки.
Отмечать рождение нового человека решили на природе. Приятели отправились на Ореховое озеро. В реке вода ещё холодная, а в неглубоком, спокойном, без течения, водоёме она прогрелась. День клонится к вечеру, загорающих мало. Завтра, в выходной, здесь будет много народу.
Друзья расположились на траве, и трапеза началась. Стакан у них оказался один, поэтому наливать стали по полному и пить до дна, чтобы жизнь новорождённой была полной.
После первого стакана купаться полезли, затем сели согреваться. Пьют за здравие молодого отца, его супруги, бабушек и дедушек.
Над водой качаются, сверкая разноцветными головками, стрекозы. Возле берега раскидали тёмно-зелёные листья кувшинки…
Вот уже пятый день Вера старательно вычёркивает Алексея из своей жизни. Раз он не хочет, раз он выбрал свой путь, пусть живёт по-своему. Она одна вырастит детей, сейчас это не редкость. А потом, может быть, она ещё встретит человека. Пусть не такого остроумного, не такого статного, не такого широкого в плечах… Главное, чтобы не пил. Но как ни гонит она из головы мысли о муже, представить себя с другим человеком тоже не может. Да и как представишь, если дети похожи на отца: русые, голубоглазые.
Алексей приехал через неделю тем же транспортом.
Вера каждый день караулит автобус, несмотря ни на какие свои самовнушения. Она издалека увидела мужа и пошагала ему навстречу. Подошла и... не узнаёт: такое у него серьёзное, постаревшее, кислое лицо.
— Вера, Сашка Борисов утонул, в Ореховом. Мы собрались домой, а Сашки нет. Не сразу заметили. Долго не могли найти. Всё озеро переныряли, а он возле берега, в кувшинках запутался. У него сердце остановилось, — Алексей опустил голову.
Вера заплакала. Она знает этого добродушного парня, его беременную жену, родителей.
Вечернее солнце опустилось над лесом и наполовину ушло за верхушки деревьев. Закат пылает малиновыми, оранжевыми и багровыми облаками. Длинные тени от домов, заборов и двух фигур протянулись поперёк улицы. Ещё несколько минут, и всё погаснет.
Мысли в голове перемешались. Своя обида на мужа показалась Вере такой ничтожной, ссоры — мелкими и гадкими, зато беда, мчавшаяся на них со скоростью экспресса, предстала во весь рост.
От клокотавших в ней чувств негодования, жалости и своей беспомощности Вера вовсе обессилела и прислонилась к забору.
Закат пока ещё полыхал.
Испытание верности
С чего Вера придумала, что у Алексея есть любовница? Наверное, под впечатлением очередной прочитанной книжки или просмотренного кинофильма, а может быть, театральной постановки? Ведь в любом произведении всякого жанра на первом плане любовные треугольники, интриги и переживания. А у неё отношения с мужем как бы отстают от стандартов, упорно предлагаемых с экранов, театральных подмостков и страниц.
В самом деле, почему бы её статного, остроумного супруга не потянуло к молодой удалой дамочке? Кстати, он в последнее время то и дело наглаживает костюм, меняет рубашки, задерживается якобы на работе!
Застрявшее в голове сомнение требовало решительных действий. Может быть, проследить за мужем или расспросить его сослуживцев? А если окажется так, что у него действительно кто-то есть? Как ей поступить в таком случае? Времена скандалов по поводу и без них остались позади. Сейчас уже ссориться не хочется, уходить из дома — тоже. Выставлять напоказ свою ревность? Ну уж нет! Вера уже не помнит, когда они последний раз вместе спали. Муж доволен: в доме порядок, всегда есть что поесть, дети радуют. А жене достаточно того, что супруг регулярно приносит домой зарплату.
Вера разглядывает себя в зеркале и с ужасом обнаруживает: она выглядит старше Алексея.
Вот когда возраст сказывается! Пожалуй, самое время подтянуться, заняться своей внешностью, элегантнее одеваться, сделать модную прическу. В конце концов, она тоже может на кого-нибудь глаз положить. И не для того, чтобы мужу досадить, а затем лишь, чтобы на тебя обратили внимание.
Романова Сергея Степановича она заметила сразу, как только устроилась в новую организацию. Кажется, в нём есть всё, что нравилось ей доселе в разных людях: приятная внешность, усталые глаза, ироничная улыбка. И, прежде всего, сходство с её отцом. Вроде не особенно они и похожи друг на друга, а в целом Романов показался Вере таким близким человеком! Сергей Степанович руководит отделом в другом корпусе их головного специализированного конструкторского бюро, а увиделись они однажды в столовой и пару раз столкнулись в коридоре. Вот и всё.
Вернее, Вера-то его уже вычислила, едва бросив взгляд на стенд «Наши изобретатели». Почему её всегда тянет к этим доскам почёта?!
Вскоре обком партии поручил их организации в короткий срок, за месяц, разработать новую машину на базе старой модели комбайна для выпуска её малой серией. Для этого экстренно создали группу из опытных инженеров-конструкторов. Наша героиня каким-то непонятным образом тоже оказалась в их числе. Вести машину (то есть руководить процессом) поручили молодому изобретательному Романову.
Услышав это, Вера Анатольевна обрадовалась. Вечером старательно укладывала феном волосы, подбирала подходящий тон губной помады...
Утром сотрудники сразу заметили в ней перемену, а она быстро собрала свои чертёжные принадлежности и, послав коллегам воздушный поцелуй, дерзко сообщила:
— Я ухожу к Сергею Степановичу!
В отделе Романова увидела рядом с ним пустующий кульман:
— Можно располагаться? — шутливо спросила она, пытаясь придать лицу серьёзное выражение. Но солнечные зайчики так и прыгают из глаз.
За работу взялась со всей ответственностью. Здесь-то она себя, наконец, покажет! То есть не себя, а свою техническую грамотность, эрудицию и бесконечное усердие. Может быть, грядёт её звёздный час!
Задание оказалось трудным, но больше пугают сжатые сроки. Приходится чертить в выходные, задерживаться по вечерам. Но Вера не чувствует усталости. У неё словно открылось второе дыхание, а может быть, это растут крылья?
Романов поручил ей самую сложную часть машины, наверное, потому, что она оказалась к нему ближе всех. Но это дало им повод для постоянного общения. За три недели совместного труда они как бы между делом успели рассказать друг другу каждый о своей семейной жизни.
Романов оказался моложе дамы на три года. «Разница, как у папы с мамой», — отметила про себя Вера Анатольевна, и она, видит Бог, пыталась остановиться на позиции старшего товарища. Но Романов так учтив, доброжелателен, сдержан. И так много работает! Да он словно и не помышляет ни о чём?! Одни комбайны в голове!
А если допустить ненавязчивое кокетство? Когда-то этот приём давал результат, приносил успех. Да! Сейчас она не думает о последствиях, о том, как посмотрит в глаза своим детям, каким будет разговор с мужем. Близость лёгкого приключения закружила голову.
Ведущий конструктор оказался совсем неискушённым в женских трюках и сразу же попался в её сети. Разговаривает вроде бы со всеми, а смотрит только на неё.
Из приёмника каждый день душу томит хит сезона Софии Ротару «Лаванда».
Любимые песни, как вехи по жизни: для каждой из них есть своё событие, пусть мимолётное, неприметное. Но услышишь через десятки лет родную мелодию, и тут же всплывает встреча, разговор, даже забытый аромат цветов или духов. И замираешь, погружаясь в тёплый океан своих воспоминаний, и несёт тебя волна, качает до тех пор, пока звучит твоя любимая музыка.
Вот и свела судьба, вот и свела судьба,
Вот и свела судьба нас,
Только не подведи, только не подведи,
Только не отведи глаз…
(Т. Сашко, «Эти глаза напротив»)
Ещё секунда, и Вера опустит раскалённые руки Сергею на плечи.
Но нет, она отводит взгляд.
И вот задание выполнено, чертежи укомплектованы, премия получена. Пора возвращать эмоции в прежнее русло.
Здесь бы и завершить роман. Пусть бы он окончился, не начинаясь, пока сплетни не потянулись, словно круги по воде. Но пламя внутри разгорелось не на шутку, незнакомое, а может быть, просто забытое нечто, как удушье, подступает к груди и отдаётся болью в левой половине. У Веры Анатольевны всё падает из рук, ей не сосредоточиться на простейшем, как будто все силы утекли на то интересное и сложное задание, которое они делали вместе с Романовым.
Он зашёл неожиданно, словно по пути, и впервые обратился к Вере на ты:
— Без тебя так плохо. Я буду ждать сегодня вечером, в отделе.
Сердце заколотилось, даже ответить не смогла, только кивнула.
Она знает, Романов покидает отдел позже всех. Подождала, пока сотрудники разойдутся, и понеслась к нему.
Коридор длинный и пустой. Если её увидят, сразу догадаются, куда и зачем она торопится. Идёт, словно на преступление. Вот и заветный кабинет. Вбежала и, хлопнув дверью, прижалась к ней спиной, совершенно неуместно рассмеялась. Хотя, казалось, вся её жизнь была ожиданием этой встречи.
Но её больно толкнули дверью: это женщины что-то забыли и вернулись в отдел, а может, караулили её в соседнем кабинете.
— Здесь какие-то шуры-муры?! — раздалось вроде бы шутя, но с долей сильного раздражения. Дамы хлопают дверцами шкафов, шумно выдвигают ящики, чем-то очень громко возмущаясь.
Вера отвернулась к окну. Лицо её пылает, и в висках стучит пульс.
— Придумали место для свиданий! — укоряет она мысленно себя и своего возлюбленного.
Романов обнял её, не дожидаясь ухода сотрудниц.
— Пусть удостоверятся! Всё равно мы с тобой уже помолвлены, — шепнул он ей на ухо.
Но долгожданная встреча была испорчена. Они тоже покинули отдел вслед за дамами. Нет! Больше Вера сюда не заглянет. И вообще, что это она себе вообразила? Совсем голову потеряла!
Романов стал утром встречать её по дороге на работу. Вечером провожает почти к дому. Так много хочется сказать ему, но не имеет она на это права. Что ей делать? Безрассудно влюбилась в чужого мужа. Выбирает для прогулок малолюдные улицы, а знакомые всё равно встречаются на каждом шагу!
Он говорит, что боится потерять её, просит уехать вместе с ним куда-нибудь в отпуск.
Конечно, Вера тоже только об этом и думает, но как она дома объяснит своё отсутствие? Она ведь пока ещё надеется, что наваждение отпрянет и всё вернётся на круги своя.
Первая волна любопытства схлынула, когда их провожали градом многозначительных взглядов и усмешек. Привыкли! Алексей ничего не говорит, не расспрашивает. Неужели ему ещё никто не доложил о её регулярных прогулках с лицом мужского пола?
Лёгкого романа не получилось. Есть жгучее желание быть вместе с возлюбленным. Вера чувствует, как слабеет физически. Дома она забывает о своих обязанностях хозяйки. Уж который день едят всухомятку. То резко, без особых причин, взрывается на Полину за небрежно брошенное платье. То схватит Юрку и неистово его целует.
Конечно, если бы у неё были нормальные супружеские отношения с Алексеем, а Романов не искал каждый день встречи, она взяла бы себя в руки и всё расставила по местам. Сейчас Вера в страхе прячется от глубоких серых глаз Полины. Ещё больнее смотреть в чистые, без единого облачка, Юркины глаза.
А у Романова дети, тоже девочка и мальчик, ещё меньше, чем у неё.
На беду, на беду затянулось её бабье лето до весны.
С началом апреля Алексей совсем переселился в свой сад. У них с Юрочкой открылся садово-огородный сезон.
Лунная соната
В пятницу Вера Анатольевна пораньше ушла с работы, чтобы успеть на концерт в музыкальную школу, но всё равно немного опоздала. Только присела на краешек стула, как объявили её Полину. Название пьесы и фамилию композитора она пропустила мимо ушей.
Полина приблизилась к роялю, посмотрела в зал, нашла глазами маму и, улыбнувшись, кивнула.
Вера всегда посещает эти концерты. Порой ей кажется, будто она сама играет на заветном сверкающем инструменте, это её пальцы рождают музыку, которая много лет снилась ей в детстве и юности...
Неожиданно для себя она услышала далёкие, как будто забытые под прессом суеты и современных ритмов, аккорды «Лунной сонаты».
Когда же Полина успела разучить это произведение? Она же никогда его дома не играла! Или её неразумная мать так поздно возвращается, что ничего уже не замечает?
Словно сквозь сон, Вера ловит вернувшиеся к ней через двадцать лет любимые, близкие и недоступные когда-то звуки.
Это же дочь исполняет реквием её первой любви…
Полина, увидев мать со слезами на глазах, встревожилась:
— Почему ты плачешь?
— Ты хоть знаешь, какое произведение сегодня играла? — спросила Вера.
— «Лунную…» Бетховена. А ты первый раз её слышишь? Между прочим, отличная вещь, я сама её выбрала.
Вера видит, что у них с дочерью глаза уже на одном уровне. И смотрит Полина на неё, как умный сильный человек на более слабого. Выходит, не заметила она, как дочка выросла!
— Знаешь, мама, поезжай к папе. Ну что он один да один! А мы с Юрочкой похозяйничаем, — предложила Полина.
Вера вспомнила: она не предупредила Романова о своём отсутствии, и теперь он, возможно, не встретив её на выходе, вернулся в отдел и ждёт звонка. Вера бросилась к телефону-автомату.
Какая же она всё-таки непорядочная! Заставляет так долго ждать. Связала паутиной страсти нормального, хорошего человека, и он теперь будет ходить за ней, как привязанный, до тех пор, пока она сама его не отпустит.
Вера торопливо набрала номер. Сегодня, сейчас же нужно всё оборвать. Только бы он был на месте, чтобы до завтра не передумать.
У неё пересохло в горле:
— …Мы говорим о мелочах, а забываем о главном. Не перебивай! Я думала, это просто: живут же люди, изменяют друг другу. Но у меня не получится. Прости! Не сумею я расстаться с моим прошлым, не смогу так сильно огорчить близких. Пойми меня и не жди, не встречай по утрам. Мы не будем вместе. Не обижайся и не сердись.
Потом долго сидит в скверике, приходя в себя.
Мы — два грозой зажжённые ствола,
Два пламени полуночного бора;
Мы — два в ночи летящих метеора,
Одной судьбы двужалая стрела…
(В. Иванов, «Любовь»)
Позвольте с вами не согласиться, поэт-символист Вячеслав Иванов! Для мудрой женщины нет таких соблазнов, которые нельзя превозмочь! Сгореть, как те два дерева в ночи? Спасибо! Да, она будет любить Романова всю оставшуюся жизнь, но только на далёком расстоянии.
У каждого из нас — своя орбита,
И долг, и честь не будут позабыты,
Не замутится мыслей наших гладь…
(Т. Богданова, «Четыре сонета»)
Странные ощущения успокаивают душу: непомерная усталость и в то же время — освобождение от пут.
Уже в сумерках Вера спешит по знакомой дорожке среди берёз, орешника, ивовых зарослей, слегка покрытых зеленью молодой листвы. В этом году она впервые торопится к себе в сад.
Алексей разжигает возле домика железную печку с закопчённым мятым чайником на плите.
— Пришла?! — удивился муж. — Смотри, у меня новые прививки.
Он повёл Веру от яблони к яблоне, показывая на деревцах короткие прутики, замотанные изолентой. На каждом из них болтается табличка с процарапанным названием сорта.
— Ну, ты разобралась со своим… конструктором? — вдруг спросил Алексей как-то вымученно, виновато.
— Ты знал?! — Вера напряжённо посмотрела на мужа.
— С того момента, как ты подрядилась чертить новую машину, — признался он.
— И не убил? — супруга втянула голову в плечи.
— А кого убивать-то? Тебя? Ты и так еле на ногах держишься. Одна тень осталась. Себя извела, меня измучила, чужого мужика на крючке держишь, а удочку дёрнуть духу не хватает.
Алексей открыл печку, и они вместе смотрят на горящие щепки и сучья.
— А у тебя разве никого не было? — тихо спросила Вера.
— Я однолюб. Да и ты одумаешься, надеюсь. Тут для кого-то цветы выращиваются, а кое-кто всё равно полынь предпочитает.
— Полина сегодня «Лунную сонату» играла. Они с Юрочкой сегодня одни дома побудут, — Вера осторожно, словно ожидая, что муж оттолкнёт её, прижалась к Алексею.
— Да ты вся горишь, бедная моя. Это ж я, наверное, во всём виноват. Прости меня, дурака, прости…
Утром муж разбудил жену, пощекотав ей лицо веточкой полыни. Та замотала головой. Открыв глаза, тут же нашла для себя занятие:
— Сейчас же вымою окно! Фу, мухи прошлогодние везде, терпеть не могу.
Алексей на такие мелочи внимания не обращает:
— Я вот что предлагаю. Ты пригласи своего… этого к нам в гости, с женой.
— Не поняла, — Вера растерялась.
— Познакомиться хочу! И потом, у вас ведь, небось, осталась недосказанность. А так всё само собой и доскажется, всем четверым.
— Надеешься, она всё поймёт, как ты? — Вера недоверчиво сощурилась.
— Поймёт, если женщина неглупая.
— Я подумаю, — ответила жена. — Меня недавно пригласили работать на завод, в многотиражку. Помнишь, я статью о госприёмке машин сочиняла? В общем, понравилась она и редактору, и партийному секретарю. Пожалуй, в понедельник позвоню, дам согласие. Как считаешь?
Елена Микитенко (г. Рязань, Россия)
Опубликовано: "Махаон", выпуск 2013 г.
