В частном бюро ритуальных услуг хранилась особенная книга. В эту книгу в алфавитном порядке были вписаны фамилии и адреса одиноких состоятельных старичков.
Каждое утро сотрудница бюро Галина Петровна Чеснокова принимала отчет у подчиненного ей агента Евгения и аккуратно вписывала напротив очередной фамилии: «согл», «отк», «дум». Евгений, молодой улыбчивый агент, раскрывал дорогой кожаный еженедельник и диктовал:
— Потапов отказался, Мусин отказался, Кусакина сказала, что подумает, Фрунзик Вазгенович Базян согласился.
Приходили Галине Петровне и другие сведения, и она черным маркером зачеркивала некоторые фамилии.
— Сегодня у тебя три старушки, — говорила Галина Петровна, — и дед, НКВДэшник. У него трешка в сталинке и дача двухэтажная… И все за то, что людей расстреливал! Скотина! Ну, все, иди, а то у меня дел больше, чем невпроворот.
— Раскрутим! — обещал Евгений.
Когда он уходил, Галина Петровна шептала на всю комнату:
— Видели? Опять покрасился! И все утро ногти пилочкой чистил!
Бывший чекист Максим Степанович Кузнецов умирать не собирался. Этим утром он купил моющий пылесос и с удовольствием чистил ковры. Когда в дверь позвонили, он как раз закончил уборку.
Белокурый Евгений с пакетом в руках участливо улыбался:
— Здравствуйте, Максим Степанович! Это вам подарок от нашего бюро!
Максим Степанович привык ко всяким ветеранским пайкам и заказам, поэтому не очень удивился. Он взял пакет и заглянул внутрь:
— Персики, что ли?
— Персики! — подтвердил Евгений. — И большой ананас!
— А что за бюро?
— Можно войти?
— Ну, заходи. Иди вон на кухню.
— Как у вас уютно! — произнес Евгений заготовленную фразу. — И не скажешь, что одинокий — чистота, порядок. А кухня какая огромная…
— Так что за бюро-то? — переспросил Максим Степанович.
Евгений вздохнул, склонил набок голову и негромко начал:
— Максим Степанович, все мы смертные…
Далее он плавно и красноречиво рассказывал о замечательных, очень сухих местах на кладбище с березами и елочками, о роскошных убранных могилах с цветущими клумбами, подарил Максиму Степановичу толстый буклет с яркими фотографиями всевозможных памятников, венков и гробов.
— И все не так дорого! Причем варианты могут быть любые. Хотите — сейчас, хотите — завещание…
Евгений допустил ошибку — за время монолога он ни разу не посмотрел на Максима Степановича, а когда поднял глаза, то вжался в стул и попытался срочно исправить ситуацию. Но в суматохе только все усугубил:
— Ой! Нет! Нет! Можно и не кладбище, Максим Степанович! Вот, пожалуйста, на одиннадцатой странице! Это наш крематорий! Между прочим, первый в нашем городе частный крематорий!
Вечером соседки у подъезда сталинского дома делились новостями:
— Максим Степанович-то сегодня — видели? Бежит по двору и в мальчишку какого-то персиками кидается! А потом ананасом как ухнет — так чуть не по голове!
В это время Максим Степанович бродил по квартире и негодовал:
— Похоронить захотели! Попался бы ты мне в лагере, я б тебе устроил крематорий!
Поделиться своей обидой ему было не с кем. У Максима Степановича имелся только один приятель, с которым вместе служили, но месяц назад он с ним поругался — проиграл в шахматы четыре раза подряд и сказал:
— Ноги моей у тебя больше не будет!
Но обида распирала, и Максим Степанович решил помириться:
— Але! Аркашку позовите!
В трубке сначала молчали, а потом тихо ответили:
— Аркадий умер.
— Как умер?
— Вчера девять дней было.
Утром невыспавшийся Максим Степанович узнал, где похоронили Аркадия, и отправился на кладбище. Березки и тополя слабо шелестели над крестами и памятниками, кое-где в оградах мелькали согнутые спины чьих-то родственников да по асфальтовым дорожкам не спеша прогуливались вороны. Максим Степанович тоже не торопился, у самых красивых памятников он останавливался и долго их рассматривал. А вороны внимательно поглядывали на его пакет — они были ученые и знали, что от коротких поминок им обязательно что-нибудь перепадет.
Железный памятник на могиле друга Максиму Степановичу не понравился. Он налил рюмочку, поставил ее рядом с переломанным пополам букетом гвоздик и накрыл кусочком хлеба:
— Вот, Аркашка! Внуки тебе вместо памятника какую-то тумбочку притащили!
Поминал Максим Степанович не закусывая. Постояв немного, он раскрошил на могиле пачку печенья и побрел домой. Но по дороге вдруг свернул на другую тропинку, дошел до кладбищенского пустыря и подумал: «А вот тут место, и правда, хорошее, сухое, высокое. Только ведь не проверишь их. Был бы Аркашка живой, так проследил бы, да вот — помер». Всю дорогу Максима Степановича одолевали грустные мысли: «Деньги заплачу, а они меня закопают где-нибудь в овраге в целлофановом пакете. А квартира? А дача? А богатство все?»
Но дома он пришел к выводу, что памятник можно построить заранее, гроб тоже заранее приобрести:
— Покрывало там, костюм. А на могилу оформлю документы и в милицию отнесу, они проверят.
С этими словами Максим Степанович достал из мусорного ведра красочный буклет и отыскал телефоны бюро:
— Такой памятник себе отгрохаю, чтоб как Дзержинский!
На другом конце сразу ответили:
— Бюро ритуальных услуг, добрый день!
— Кузнецов говорит! Вы ко мне вчера присылали одного, не поймешь — ни то мужик, ни то девица! Так я согласен. Только пусть кто другой приезжает, а то до сих пор вся квартира духами воняет!
На этот раз к Максиму Степановичу отправился сам генеральный директор бюро Андрей Бексултанович. Этот еще молодой мужчина был очень энергичный, он сшибал доллары, не вынимая рук из карманов. Через час Андрей Бексултанович сидел на кухне и заносил в договор все требования клиента:
— Гранит, мрамор — все, что угодно, специально с Урала привезем! И ордена, и медали — все будет видно, как на Новодевичьем у маршалов.
Престижное место на кладбище, удобный, красивый гроб, оркестр, катафалк — список оказался длинным и потянул на очень внушительную сумму. Максима Степановича это не смутило. Он помолчал и спросил:
— А провожать кто будет? Я же одинокий.
Андрей Бексултанович на секунду растерялся, но мигом нашелся:
— У нас целый штат плакальщиц. Но, разумеется, не бесплатных. Хотите десять, хотите двадцать!
— Двадцать много. Десять штук хватит.
— Пожалуйста. Оформляем?
— Оформляй, только я посмотреть хочу, а то старух каких-нибудь насуете.
— Ну что вы, Максим Степанович! Милости просим, приходите в бюро и выбирайте.
— Нет, я не пойду. У вас там грустно. Пускай сами приходят, завтра к шести часам.
Вернувшись в бюро, Андрей Бексултанович объявил:
— Завтра в шесть часов весь женский персонал идет на смотрины!
Все обрадовались, только Галина Петровна отказалась:
— Я не пойду! У меня дел больше, чем невпроворот!
— Галина Петровна, — сказал Андрей Бексултанович, — у нас в штате только десять женщин, так что идти придется.
Огромный массивный стол был уставлен самыми разнообразными закусками и выпивкой. Смотрины проходили весело, все женщины делали вид, будто они плакальщицы, врали, что провожали в последний путь самых высокопоставленных генералов и политических деятелей. Галина Петровна выпила два бокала красного вина и очень развеселилась:
— Зачем вам умирать-то при таком богатстве? Жили бы себе и жили!
Максиму Степановичу она очень приглянулась.
— Веселая бабенка, — говорил он остальным женщинам, когда Галина Петровна выбегала на кухню. Она освободила Максима Степановича от хлопот и сама меняла и мыла тарелки, подносила закуски и убирала пустые бутылки. Пару раз Максим Степанович схватил ее за попку, Галина Петровна сразу над ним склонялась и шептала:
— Красненького налить?
Поздним вечером к дому подкатила служебная газель с черной надписью «ритуал» и развезла веселых плакальщиц по домам. Никто из них так и не заметил, что Максим Степанович профессиональным чекистским глазом весь вечер подробно изучал каждую гостью. Особенно ликовала Галина Петровна, она ехала и думала: «А что, глядишь, и отхвачу себе старичка богатенького, хоть, конечно, скотина он порядочная».
А Максим Степанович лежал на диване расстроенный: «Вряд ли они будут плакать. На поминки, скорей всего, придут — чего не попьянствовать, а плакать не будут». От выпитого вина он стал быстро засыпать, и вдруг ему привиделась Красная площадь, первомайская демонстрация, оркестр играет веселые марши, а впереди колонны движется катафалк, украшенный праздничными транспарантами и воздушными шариками. За катафалком, взявшись под руки, идут плакальщицы и то хохочут, то хором поют: «Где ты, моя черноглазая, где? В Вологде-где-где-где…»
Максим Степанович проснулся и полночи просидел на диване.
На банкете Галина Петровна пообещала, что на следующий день она сама проведет с ним экскурсию по лучшим местам их кладбища. В десять часов в праздничном платье она уже стояла возле ворот, где бабки продавали бумажные цветы и свечки. А сотрудницы бюро наблюдали за ней в окно:
— Галька-то серьезно за деда взялась!
Максим Степанович явился без опозданий:
— Ну, пошли.
Оказавшись в безлюдном месте среди могил, Галина Петровна вдруг испугалась: «Сейчас как завалит где-нибудь в траве, кричи тогда!» Но Максим Степанович вел обычный разговор. Он сказал, что женщины ему понравились, и стал расспрашивать, как кто живет:
— Вот эта вот, толстая, Марина, что за человек?
— Маринка-то? Да так, простушка. Каждые пять минут за пирожками бегает да кроссворды весь день разгадывает.
— Ну, плакать-то умеет?
— Умеет, конечно. Каждый день плачет — то деньги потеряет, то с мужиком своим поругается.
— А рядом с ней сидела — Зоя, вроде бы?
— Сплетница! Про всех язык чешет!
— А такая маленькая, Ирина, что ли?
Галина Петровна приблизилась к Максиму Степановичу и что-то прошептала. Он даже остановился и покачал головой:
— А по виду не скажешь.
Кладбище было очень большое, Максим Степанович все шел и шел, петлял между оградами, заходил в самые глухие места и комментировал, за какой могилой ухаживают, а за какой — нет. А между тем было уже за полдень. Галина Петровна сильно устала, она вся перепачкалась в паутине, плелась сзади и все думала: «Скотина старая! Когда же он уймется».
— А вот такая скромная с косой, она кто?
— Катька, что ли? Всю жизнь деньги у всех клянчит, у нее два пацана, а мужа нет.
— Одинокая, значит.
— Нагуляла, поди, а теперь мучается! Максим Степанович, может, хватит на сегодня?
— Устала, что ли?
— Ноги не держат.
Весь оставшийся вечер Галина Петровна перед всеми проклинала Максима Степановича:
— Помрет он, как же! Скорей мы загнемся!
Но на следующий день она уже дежурила у ворот кладбища. Правда, совершенно напрасно.
На свадьбе Андрей Бексултанович был и свидетелем, и тамадой, он все время произносил длинные восточные тосты, и все восхищались:
— Молодец какой!
После загса под громкие сигналы по всему городу катались на служебных траурных газелях, только украсили их шарами и лентами. Катерина была в роскошном свадебном платье, а Максим Степанович в бордовом костюме и бабочке. Два месяца Катерина не принимала его предложение, и все бюро ее уговаривало:
— Да ты что? Будешь, как у Христа за пазухой!
— Не дури, Катька! Берет, так иди!
— Ему на вид лет шестьдесят!
— Пацанов твоих на ноги поставит!
Наконец она согласилась, подали заявление, и осенью все бюро ритуальных услуг два дня веселилось на свадьбе. На работе остались только агент Евгений, поскольку его не пригласили, и Галина Петровна Чеснокова, вероятно, потому, что у нее дел было больше, чем невпроворот.
Виктор Заяц (г. Москва, Россия)
Опубликовано: "Махаон", выпуск 2013 г.
