ЛiПро

/рассказ/

Локомотив «Ракета», изобретенный Джорджем Стефенсоном, в клубах пара появляется в раннем рассвете 30 июня. Силуэт грузового поезда вырастает из белого облака, быстро бегущего по земле. И гудок его похож на крик белой тоскующей птицы, будто потерявшей своего напарника. Медленно и монотонно она хлопает крыльями, а локомотив стучит железными колёсами; она облетает заветный, задушевный уголок, где провела с другом долгие счастливые дни, а поезд объезжает свою короткую железную дорогу, протяженностью в восемь миль, где он трудился, пыхтел и свистел от натуги.
Откуда явился призрак странного поезда? А с ним легкие тени погибших и умерших солдат, офицеров, генералов? Это первая железная дорога от Балаклавы до Севастополя.
Из длинной трубы тянется шлейф черного угольного дыма. Вокруг невысокие горы, точнее, зеленеющие округлые холмы, словно чудные головы с белыми скалами, будто смеющимися. Этот горный простор, изрезанный лазоревыми бухточками, спускался к двум мощным синим затонам, к Северной и Южной бухтам. Там лежал сверкающий и израненный Севастополь, смело и мужественно отражающий яростные атаки неприятеля. Густые всполохи пороховых взрывов и красные языки пламени — такова утренняя заря гордого русского города.
Начинает свой путь поезд с гранитной набережной узкогорлого залива Балаклавы, где выгружались английские корабли; дальше рельсовый путь шел до деревни Кады-кой; рядом с церковью во имя Святой Троицы поворачивал на запад, огибал Французский холм, затем тянулся на север к главной квартире английской армии, и заканчивался у Воронцовской дороги близ Севастополя.
Дорогу начали строить 8 февраля 1855 года и доставили из Англии 1800 тонн рельсов, 6000 шпал, 300 тонн досок, два локомотива и машину для забивки свай. За семь недель дорога была готова. Руководил строительством член конгресса Кол Вильям Мурдо. Чуть позже проложили ещё одну ветку, в сторону горы Гасфорт, к позициям сардинцев, приплывших на помощь союзным войскам.
Тогда Балаклава была живописная и животрепещущая. Вот описание участника обороны Севастополя Н. Крыжановского: «Самый поверхностный осмотр Балаклавы, обращенной, так сказать, в предместье Ливерпуля, до крайности интересен во всех отношениях. При виде значительного числа судов, самых больших рангов, наполнявших бухту Балаклавы, при взгляде на длинную набережную, поставленную на том месте, где так недавно ещё была одна песчаная отмель, на все пересекающиеся железные дороги, на целый ряд огромных магазинов, из коих несколько было железных, на все машины и устроенные уже заведения, на которых приготовляли хлебы, гвозди и все потребности армии, на улицы домов, целиком привезённых из Англии, и наконец на многочисленные толпы английских простолюдинов, нанятых и привезённых сюда частными людьми; вспомнив кроме того, что не более, как за два года перед сим, на том же месте, постоянно мирном и пустынном, жило без всякого шума несколько сотен греков, занимающихся рыбной ловлей, с невольным ужасом помышляешь о страшном могуществе золота и богатства, о неимоверных расходах, сопряженных с войною, и обо всём, что, на те же деньги, можно сделать истинно полезного и великого».
А вот ещё описания свидетеля тех времён В.И. Дена. «Маленький Лондон» был местом шумным и суетливым. Там «гнездились как попало» англичане, французы, турки, греки, армяне, сардинцы на военных и купеческих судах, в палатках, «шалашах», бараках, омнибусах, вагонах и даже в двухэтажных деревянных домах, в которых, в особенности во втором этаже, нельзя было ходить без опасения провалиться».
Зато аристократия располагалась по-барски, в бухте стояли роскошные яхты. Лорд Кардиган не отказывал себе в комфорте жизни и с боевых позиций на ночь катил на яхту, лакомился шампанским, а утром вновь отправлялся на огненный фронт.
Маленький городишко просто расцвёл магазинами, увеселительными заведениями, гостиницами и удобными шоссейными дорогами, восстановленным старинным водопроводом, с новыми вырубленными артезианскими колодцами, снабжавшими водой военных и мирных граждан.
...Поезд стучит колесами, а из каменистых могил встают тени погибших, умерших от ран и болезней, тысячи и тысячи. Приспускает итальянский флаг гора Гасфорт, — там кладбище итальянцев и сардинцев; склоняют колени с Французского некрополя; потом честь отдают с Английского погоста
А русские превратили территории кладбищ в садово-огородные участки, хотя поэт Константин Симонов давал обещания:

... уже дряхлеют даты
На памятниках дедам и отцам.
Спокойно спят британские солдаты,
Мы никогда не мстили мертвецам.

Ещё не хватало думать об иностранцах-захватчиках, когда незахороненных родных защитников Родины тысячи и тысячи. Да, на костях и могилах своих соотечественников строим гаражи и другие коробки.
...Старый поезд, точно олицетворение всего благородного и благочестивого, пыхтел на поворотах, вспоминая седых солдат, навечно оставшихся в чужой земле, принося им успокоение и покой. Кладбищенские холмы с волнистыми линиями горизонта медленно и плавно стекают к синим морским граням. Старый поезд несет поклоны и приветы от родных и близких, переданных им на корабли, плывущие из Англии в Балаклаву. Старый поезд, как воспоминание о далекой Родине, любовно и приятно стучит колёсами, пахнет углём, кислым, но милым и дорогим запахом родной стороны, закопченным английским очагом.
Точнее выразить — это скорбящий поезд, проделывающий свой тяжелый, утомительный, но неотменимый путь сквозь смерть и жизнь, поклоняющийся героям Англии, положившим головы за славу страны.
После войны чугунное тело рельсов и локомотивов собрали прижимистые вояки-британцы и продали в Турцию, но душа поезда сквозь пустошь, а теперь сквозь изгороди и строения убогой дачной архитектуры, неотвратимо рвётся с прекрасным чувством, сильной волей, страстной любовью, к забытым могилам своих солдат. Точно Великая и Сильная Англия послала его в этот священный поминальный рейс.
Билеты не продавали. Цветы привезли и положили паломники из Англии.
У поезда тоскливый взор страдальца, полные слез белые глаза на фоне синего неба и моря. Печаль, красивая и грустная, как жена умершего в Балаклаве лорда Раглана, как солдатские вдовы с небесно-голубыми глазами, выплакавшими горькие слезы, пролившимися тоскливыми дождями, летит тяжелой судьбиной, грозным облаком над поездом, над истерзанной землёй Севастополя.
Поезд, идущий через земную пустыню, будто принёс сюда темперамент и рабочий темп старой Англии, техническую ярость её жизни и уют уголков. Поезд, на который не было продано ни одного билета, бежит торопливо, но торжественно, как подобает на поминках.
Но почему именно 30 июня этот поезд можно увидеть в хаосе дачных посёлков на холмах Севастополя? 30 июня 1856 года в семь утра, английские корабли, груженные до самой ватерлинии, вышли из Балаклавской бухты. «Английские корабли грузятся снарядными осколками, собираемыми в городе, артиллерийскими орудиями и даже гранитом домов и набережных. Французы взяли свои трофеи и только. Англичанам мало трофеев, им нужна прибыль: чугун осколков, свинец пуль, гранит набережной и надгробных памятников, захваченных на севастопольских кладбищах, все пойдёт в дело. Кажется, англичане, если бы могли, увезли с собой все развалины Севастополя, Малахова кургана и бухту» — так отмечал участник обороны П.В. Алабин. Путь — домой. Война окончена. Убитые и умершие захоронены в земле Севастополя. Но души их мечутся среди чужой стороны, а вместе с ними и дух старинного поезда, навечно привязанного к первой железной дороге.
Потом здесь пройдёт трамвай из Севастополя до Балаклавы, лягут железнодорожные современные рельсы, но старый поезд катится по своей дороге.
На Балаклавской набережной, где в землю врыты стволы старинных пушек, используемые сейчас как кнехты, иногда появляется силуэт старого локомотива. Он подкатывает к краю воды и тоскует о далекой Англии. А вокруг смеются люди, — разве им понять, что есть душа у железного поезда, доверчивая и добрая.